Со времён античной философии, и даже в более раннем - мифологическом мышлении, по нынешний день бытие ближнего является в своём актуальном статусе темой достойной к вопрошанию. Как отмечает Г.И. Беневич, в своём вступительном слове к книге Э.Левинаса "Время и Другой", "другой", наряду с речью или языком, самой средой выговаривания, ставшей объектом пристального внимания Хайдеггера, становится в центр современной философии. Изучением данной проблематики занимались такие великие мыслители конца XIX и всего XX века, как М.Бубер, М.М.Бахтин, Э.Гуссерль, Ж. Лакан, Ж.-П.Сартр, Э.Левинас, М.Мерло-Понти, Ж.Деррида и др. Столкновение человека с экзистенциальными данностями эпохи постмодернизма актуализирует проблему определения бытия другого, как такового, и требует не только её объяснения и описания, но и качественно-глубокого осмысления и толкования. В первом приближении, осмысление данного вопроса фундируется в "единственном действительном мире", жизненном мире, в обращении, адресации к другому, как означающему. Значение другого в жизни человека в самом широком смысле трактуется, как отношения данные в развёртке и протяжённости на всех уровнях человеческого бытия. Они проявляются в общественной (социально-культурной), межличностной и глубоко интимной сфере человеческого существования. Отношения общественные затрагивает наука социология, вместе с культурологией раскрывая символические взаимосвязи отношений человека и общества, общества и культуры. Отношения межличностные затрагивает психологическая сфера научного знания, раскрывая их в понятиях социальной апперцепции, со-чувствия, со-переживания и эмпатии. Она же претендует на создание теоретической модели для глубоко интимного уровня человеческих взаимоотношений. Под интимностью в данной работе понимается обнажённая сокровенность собственного бытия перед взглядом другого. Но настоящая интимность наличествует (есть) лишь в бытии, и только является в терминологии жизни-деятельности, поведения, коммуникации и т.д.
В данной статье будут рассмотрены подходы двух мэтров западно-европейской мысли, представителей совершенно различных подходов континентальной философии: феноменологии в лице Эдмунда Густава Альбрехта Гуссерля и структурализма Жака Мари Эмиля Лакана. Целью рассмотрения является определение сходств и различий основных положений, затрагивающих тему конституирования другого, как такового, в семинарах Жака Лакана 1953-1954 и 1954-1955 годов, "Работы Фрейда по технике психоанализа" и " "Я" в теории Фрейда и технике психоанализа" соответственно, и ключевой работе Эдмунда Гуссерля "Идеи к чистой феноменологии и феноменологической философии", на примере кинематографической работы Э.И.Бергмана "Час волка". В задачи исследования входит: теоретический анализ вышеприведенных источников с выявлением и определением базовых (ключевых) понятий, касающихся нашей темы, анализ фильма с опорой на рассмотренную методологию и сравнение результатов исследовательской работы по определённым критериям. Объектом исследования является “другой” в теориях Ж.Лакана и Э.Гуссерля. Предметом исследования является конституирование “другого”, как такового, в теориях Ж.Лакана и Э.Гуссерля, данное через отношение к нему самому. Мы предполагаем, что есть различия в теоретических подходах к конституированию другого, как такового, в теориях Ж.Лакан и Э.Гуссерля. Основным методом научно-исследовательской работы является теоретический анализ и синтез.
В представленном теоретическом исследовании мы стремимся приблизиться к пониманию и осмыслению того, как отношения есть; отношения того другого, абсолютно иного и того, кого мы называем собой, говоря "Я". Отношения не возможны без экзистенциально-онтологического присутствия другого, его обнаружения здесь бытия. Каким образом "Я", или тот, кто стоит за этим словом, имеет возможность видеть другого, оставаясь при этом иным и быть иным, общаясь при этом с другим? Точнее, как происходит, что тот, кого мы называем собственным "Я" имеет возможность помыслить бытие мыслящие, сознательное бытие, принципиально отличное от бытия собственного?
В книге посвящённой обсервационной философии А.М.Пятигорский пишет: "Я знаю, что я думаю о мышлении" [Пятигорский, 2019 : 17]. Высказывание можно сократить до общего предикативного характера: "Я знаю, что я думаю". Важно отметить смысловое ударение на слово "что", а не на слово "думаю", ведь в противном случае фраза бы звучала следующим образом: "Я не знаю, что я думаю", так как "Я" не обладает знанием о том, что оно думает, но обладает знанием о предмете мышления. Что обычно думает "Я"? Некоторое мыслительное, непосредственно данное содержание сознания, которое включает в себя множество пространственно-временных явленностей. Они всегда даны в некотором отношении к той мыслительной категории "Я", в том числе в таком же отношении даны и другие люди, как другие "Я". Отношение к другому, другому "Я" реализуется в внутреннем и внешнем - сознательном - диалоге, т.е в общении, целенаправленной речи. Но другой, принципиально, не может быть просто другим "Я", которое собственное “Я” узнаёт по принципу похожести и тождественности. И другой это не просто то, что собственное “Я” думает. Другой - это принципиально иной, обладающий собственным бытием. Бытие другого всегда неожиданно. Лакан говорит: "Другой есть, потому что он говорит не то, что мы думаем". Но так ли происходит в нашем внутреннем и внешнем диалоге? В сознании, обычно, всё ожидаемо, мы думаем то, что мы думает, и никто не говорит того, чего мы не думаем. Тот ли другой с кем мы ведём (внутренний) диалог наедине с самим собой истинно иной? Так на первый взгляд могло бы показаться т.к. в воспоминаниях приходят к нам образы реальных людей. И тот ли другой с кем мы ведём автоматизированные, предсказуемые беседы (внешний диалог) истинно другой? В обоих случаях другой предстаёт в виде некоторой опоры для собственного “Я”, ожидаемо обнаружимую в своей предсказуемости исходя из предвосхищающей мысли, желания собственного Я. Вот, что говорит по этому поводу Лакан: другой тем меньше является подлинно другим, чем исключительнее становится его функция опоры". Для Лакана речь, несомненно присутствующая во внутреннем и внешнем диалоге, имеет две функции, одна из которых - опосредование, опосредование между субьектом и другим, в ходе которого происходит реализация другого [Лакан, 1998/2019 : 67], но не как такового, а как того, с кем мы можем себя объединить. Тот другой, с кем мы обычно ведём сознательный диалог, соотносимся, в терминологии Жака Лакана получил название "маленький другой". "Большой Другой" - это истинно иной, истинный Другой субъект, а не другие Alter-Ego "Я", субъект, который и есть суть то, о чём нам - т.е собственному Я - ничего не известно [Лакан, 1999/2021 : 348]. Прежде, чем подробнее разобраться с вопросом конституирования другого, как такового, при условии отсутствия о нём какого-либо знания, нас стоит принять во внимание три топики Жака Лакана, основные для всех его теоретических построений: воображаемое, символичное и реальное.
Воображаемое для Лакана это пространство "Я", Эго. Здесь стоит отметить, что субъект и "Я" - это взаимосвязанные, но эйдетические разные категории. " "Я" - это воображаемая конструкция" [Лакан, 1998/2019 : 100]. "То, что [в том числе - примечание автора], позволяет быть нам людьми, а не лунами". Т.е говорить с другими. "Связь Эго с другими, отношение субъекта к другому себе... является главнейшей структурой строения человека". Лакан объясняет действие топики воображаемого на примере оптики и зеркал: "... каждой точке реального пространства соответствует одна и только одна точка в другом пространстве - воображаемом. Символическое для Лакана - это язык. Это то, куда изначально включён субъект и знаковую систему которого он приобретает в ходе развития. В языке содержится набор означающих для чистой реальности. "Изначально существуют всевозможные "вот-это", к которым относятся объекты, инстинкты, желания, склонности и т.п. Они представляют собой простейшую чистую реальность, которая, соответственно, ни в чём не разграничена, которая ещё не может быть объектом какого-либо определения". Таким образом, конституирование реального происходит при определённом сопряжении символического и воображаемого. В том числе, конституирование реального, а не воображаемого, Другого имеющего онтологическую значимость, Логос и собственный, исключительный способ бытия. "Маленький другой" - это способ бытия для себя; "Большой Другой" - это способ бытия в себе.
Вышеизложенное поможем нам разобраться в следующей схеме, приведённой Жаком Лаканом на семинаре 1955г. (рисунок 1):
Рисунок 1.
Данная схема призвана проиллюстрировать соотношение собственного Я и другого, субъетка и Другого. От Ego (Я) к другому стрелочкой отмечено воображаемое отношение, от Другого к субъекту – бессознательное отношение.
Исходя из схемы, мы видим, как уже было указано выше, что субъект и “Я” “вещи” разные. “Человеческое познание и вся сфера связей сознания, определяется опредмеченными отношениями с той структурой, которую мы называем Ego – структурой, вокруг которой строятся наши воображаемые отношения” [Лакан, 1999/2021 : 250]. В воображаемые отношения входят Ego и другой. “…Ego представляет собой соотношение с другим, именно в другом берёт оно своё начало и точку опоры” [Лакан, 2010/2019 : 32]. При этом обращение происходит к Другому, который находится по другую сторону “стены языка”. Другой есть, но понять его, сблизиться с ним в языке мы не можем [Лакан, 2010/2019 : 32]. В связи с этим стоит различать реализацию речи и язык: “если речь основывается на существовании Другого, истинного, то язык создан для того, чтобы отослать нас к другому объективированному… собственное Я, другой, подобный, - все эти воображаемые сущности являются объектами“ [Лакан, 1999/2021 : 349]. Субъект же есть Другой. Т.к Ego о нём ничего не знает, отношение с Другим субъектом – это бессознательное отношение, что мы и видим на схеме. Именно субъект знает, что он думает, хоть и не знает, что он думает, и соответственно говорит. На то, говорит Лакан, у него есть самая уважительная причина, ведь он не знает, что такое он сам” [Лакан, 1999/2021 : 349]. Таким образом, ложная объективная реальность воображаемого, засвидетельствованная в языке, опирается на реальное существование субъекта, Другого, реализованного в речи.
Речь – это заключительное, что нам следует рассмотреть в нашем теоретическом исследовании, чтобы прояснить вопрос конституированное другого в психоаналитическом дискурсе Жака Лакана. Психоаналитик говорит: “бессознательное является речью другого” [Лакан, 1999/2021 : 117]. В ходе нашего анализа мы выяснили, что бессознательное для Лакана - это пространство истинной субъективности (см.выше). Поэтому субъект, включённый в символическую систему, проявляется и утверждается в ней, в результате осуществления подлинной речи [Лакан, 1999/2021 : 117]. Подлинная речь – это призыв. Призыв – это манифестация бытия субъекта. В поле речи призыв означает возможность отказа, но его не подразумевает. Бытие неизбежно. В тот момент, когда человек откликается на призыв, оформленный в символизированной речи словом “ты” или любой другой значимой констелляцией, для субъекта устанавливаются отношения зависимости [1, стр.119]. Теперь он есть, непосредственно в самом экзистенциально-онтологическом смысле слова. А так же для него есть Другие. Ведь чтобы быть в отношениях, надо Быть. Присвоенная субъектом подлинная речь позволяет воображаемому и реальному начать структурироваться в символизированный мир именуемых объектов и непосредственно здесь присутствующих живых субъектов. Дарованный субъекту призыв воплощает его собственный способ бытия для себя и открывает возможность обнаружения бытия Другого.
Таким образом, в психоаналитическом дискурсе Жака Лакана другой конституируется, как “маленький другой”, в котором воображаемое “Я” берёт своё начало и находит опору, как вместилище моих собственных проекций и образ для идентификаций, как другой в отражении, и, так же, как “Большой Другой”. Последний для Лакана, это бессознательное, конституированное, как таковое [Лакан, 2019 : 32]. Другой – это абсолютно иной, отличный от моего “Я” субъект, о котором мы ничего не знаем. “Другой – это место означающих” [Лакан, 2019 : 32]. Другой - это тот, кто призывает быть; другой – это тот, кто позволяет является.
Предметом приложения теории Жака Лакана является не только психоаналитическая ситуация, но, так же, различные проявления культуры, в том числе кинематограф. Одним из ярких представителей данного направления культурной деятельности является Эрнст Ингмар Бергман, культовая фигура XX века, признанный кинорежиссёр авторского кино. Рассмотрим концепцию Жака Лакана о конституировании другого в применении к художественному фильму И.Бергмана "Час волка". Общий сюжет фильма заключается в следующем: художник Йохан Борг с женой Альмой приезжают жить в маленький дом на острове. Йохан пишет картины, жена занимается хозяйством, у них тихий и однообразный быт, в ней много молчания, но они счастливы. На острове так же живут аристократы, которые восхищаются творчеством Йохана и однажды приглашают чету Борг на вечеринку. После вечеринки Йохан сходит с ума и умирает. Начало и конец фильма представлены в виде обращения главной героини к зрителю сквозь "четвёртую стену".
Ключевым аспектом для анализа фильма становятся отношения между Йоханом и Альмой. В их рассмотрении мы будем опираться на 3 основные топика Ж.Лакана, отношения “Большого” и “маленького” другого, а так же на понятия призыва и подлинной речи.
Альма безусловно любит своего мужа и ждёт от него ребёнка. В их общении очень мало языка и речи, и много молчания. Альма на протяжении всего фильма взывает к Йохану, пытается выйти с ним на разговор, но её призыв, реализованный в речи, не получает ответа в той же форме и знаковой системе. Йохан отвечает ей своим творчеством, и только раз - в час волка - он обращается к ней на “Ты”. В начале фильма он говорит: "я знаю, я тебя нарисую. Я буду рисовать тебя день за днём". Таким образом, он обнаруживает её бытие, и, откликаясь на призыв, хочет его запечатлеть. Дискурс иного конститутивен для субъекта. Это отражается в речи Йохана в замке: "... в моём творчестве нет ничего безусловного, кроме принуждения... принуждение сильнее нас". Принуждение - это желание, требование Большого Другого. Творчество - это то, что позволяет Йохану быть, а рисунок жены - быть с Альмой. Но далее, на протяжении фильма мы не видим реализации задумки. Причиной тому является надвигающееся сумасшествие главного героя – он всё больше и больше уходит в пространство воображаемого, концентрируюсь на собственном Я. Альма чувствует это и задаёт ему вопрос: ”я давно хотела спросить у тебя: ты меня слушаешь?”. Девушка догадывается, что слушает – и слышит – Йохан только себя самого. После неловко заданного вопроса она продолжает свою речь и говорит про желание вместе состариться с мужем, но в один момент, она замечает, что он заснул – “… что скажешь? Ты заснул?”. Йохан не может ей ответить, он не может с ней быть в языке и речи, но он есть благодаря Альме – её голос обращает его к бессознательному состоянию, состоянию истинной субъективности, тому состоянию, которое он хочет выразить в картинах, но его мир – слабо символизированный и структурированный – рушиться. Йохан экзистенциально жив, только благодаря желанию своей жены, её требованию и призыву. Отношение к другому, как к объекту, "маленькому другому" так же проявляется в сцене обеда, где Альма просит Йохана посчитать деньги: "ты должен взглянуть на мои счета - это важно, по крайней мере, для меня" - говорит она. В данный момент деньги для неё - это предмет общения. Но он не отвечает ей, молча закрывает книгу и откладывает её.
Квинтэссенцией мысли-образов главного героя является его дневник. Дневник Йохана - это пространство его больного "Я". Пока он мог быть, благодаря призыву Альмы, благодаря её подлинной речи, которая не позволяла ему полностью уйти в пространство воображаемого, он находился в символизированной реальности, наполненной не только объектами, но и субъектами, конкретно - Альмой. Но когда Альма прочитала его дневник, и погрузилась в его мысли, фантазии его сосбтвенного Я, её субъектное бытие подверглось угрозе. "Я" главного героя постепенно начало одолевать, захватывать главную героиню. В конце фильма Альма сама говорит об этом зрителю в форме вопроса: "правда, что женщина, которая долго живёт с мужчиной рано или поздно становится такой же как он..? ... она любит его и пытается думать, как он и смотреть на вещи, как он, говорят это может изменить личность". Девушка начинает видеть тех других, не существующих на острове людей, не отдавая себе отчёт в их иллюзорности. После вечеринки в замке, на обратном пути, она останавливает мужа и кричит ему: "Йохан, ответь мне! Я вижу, что происходит что-то ужасное... Но не думай, что я убегу от тебя!". Муж ей не отвечает.
Ключевой сценой фильма является "час волка". Ночью, в этот час, Йохан рассказывает своей жене про насилие, которое он пережил в семье со стороны отца и матери. Мальчиком его запирали в тёмной комнате с маленьким человечком, который отгрызает пальцы на ногах у не послушных детей, а затем отец его бил палкой по спине столько раз, сколько он заслуживает, а мать его прощала. Непомерная жестокость отца и искажённые, исковерканные отношения с матерью сформировали "разорванного субъекта", "Я" которого с трудом находит опору в другом и который сам, не доверия Другим, с трудом не вступает с ними в истинные - субъектные - отношения. Кульминацией сумасшествия главного героя становится его откровение про убийство мальчика на скале. Данный рассказ является вербализованной метафорой самоубийство Йохана. Опору для данных выводов даёт нам кадр мёртвого тела мальчика в воде, показанная в фильме после сцены в замке, о которой я буду говорить ниже. Покусавший его мальчик на обрыве - это тот маленький, отгрызающий пальцы на ногах, человечек в темноте из детства. А тот другой темноте - это его страх, это он сам, боящийся, тот другой, на которого он смог опереться, чтобы окончательно - экзистенциально - не потеряться в абсолютной темноте. Реализуя речь об убийстве нападающего и кусающего его мальчика он в этот же момент убивает и себя самого, лишаясь последней опоры в другом. За данной сценой Йохан уходит в мир иллюзий, в которым он взаимодействует с несуществующими персонажами замка в его коридорах и залах, проходит через целую череду встреч, хотя в реальности - по словам жены в конце фильма - он отсутствовал всего несколько минут. Важными для анализа фильма проявлениями его фантазмов являются следующие высказывания персонажей замка: "Посмотрите на себя в зеркало: это вы и не вы" - тот другой по ту сторону зеркала, чей образ нельзя присвоить, с кем невозможна идентификация, на кого не получится опереться; "вы видите то, что хотите видеть!" - уход в фантазии, пространство воображаемого, которое при этом начинает дедифференцироваться и расструктурироваться. Сцена в замке заканчивается словами главного героя: "Благодарю тебя. Предел наконец-то достигнут. Зеркало треснуло. Но что отражается в осколках..? Ты можешь мне сказать, что...?". Губы продолжают шевелиться в не-мой, не чьей, речи. Это последнее откровение Йохана. Последний акт присутствия Йохана, как такового, в этом мире, в этой "засвидетельствованной реальности". К кому он обращается? Возможно, к Богу, но автор не даёт ответ на этот вопрос.
Фильм заканчивается словами Альмы, обращёнными к зрителю. В них она мечется между мыслями о любви к Йохану. "Если бы я только могла остаться с ним на всегда. Иногда я знаю куда мне повернуться и становлюсь почти...". Возможно, главная героиня поворачивается к зеркалу. А возможно к оставшемуся после смерти главного героя дневнику. В любом случае, ей придётся встретиться с тем безумием в темноте, по ту сторону стекла.
Таким образом, отношения Йохана и Альмы - это трагическая история про бытие двух людей, в которой один из них был онтологически жив, лишь благодаря желанию второго, и в которой разрушительное желание первого оказалось, к сожалению, сильнее. Быть - это значит столкнуться с собственным непредвидимым и абсолютным одиночеством, разрушительным для художника. Одновременно являться - в статусе "Я" - значит находить общение, но лишь общение с другим собой, то к чему шёл Йохан на протяжении всего фильма, и одновременно разрушением чего он кончился. Быть с Другим - абсолютно иным - значит избавиться от иллюзий другого себя, столкнуться с собственным одиночеством и открыться неизвестной речи, услышать то, чего "Я" не знает, подчиниться желанию Другого и откликнуться на его призыв. То, что реализовала Альма, то, что поддерживало Йохана, но и то, что ему не удалось.
Важные открытия в сфере теории познания в начале XX века делает феноменология. В ней затрагиваются многие общие гносеологические и эпистемалогические вопросы, а, так же, в частности - проблема иного, другого. Феноменология Эдмунда Гуссерля - это самостоятельная, отдельная и независимая наука, представляющая собой целостную гносеологическую систему, и, по мнению самого её создателя, "как бы, тайную мечту всей философии Нового Времени" [Гуссерль : 190]. Методологические предпосылки феноменологии таковы: целью её является переход от догматического мышления и естественной установки сознания (определённые интенциональные "опытные" полагания, реализующиеся в естественных науках и в сознании "наивных людей") к феноменологической установке сознания и постижение сущности вещей исходя из неё, в новом, трансцендентально очищенном поле феноменологии. Методом достижения цели является феноменологическая εποχή, или феноменологическая редукция, которая открывает путь к абсолютному, трансцендентально чистому сознанию, в котором возможно постижение эйдоса (чистой сущности). В ходе эпохе происходит выключение (не отрицание и не сомнение, а закрытие "меня" от суждения "о пространственно-временном существовании здесь") не только всего естественного мира со всеми его индивидуальными предметностями, но и всех присущих им онтологий, формальной логики и трансцендентальных сущностей (понятий, не данных в своей имманентности чистому, абсолютному сознанию). Так же помещаются в скобке и люди, человек с его психологическим сознанием, и, в том числе, - сам феноменолог. Совершаемые мыслительные действия регулируются определённой феноменологической нормой "ясного усмотрения, по мере сущности, в чистой имманентности самого сознания" [Гуссерль : 183]. Таким образом, феноменология - есть чисто дескриптивное сущностное (эйдетическое) учение об имманентных образованиях и событиях трансцендентально чистого сознания, схватываемых в потоке переживания в рамках феноменологической редукции, и следующее исключительно интуиции (как непосредственного, ясного усмотрения) [Гуссерль : 184].
Феноменологическая рефлексия решает проблему другого в интерсубъективности. Гуссерль пишет: "Постигая их [людей] в опыте в качестве людей, я разумею и принимаю их, как субъекты Я, подобно тому, как я сам есмь Я, и как сопряжённые с их естественным окружающим миром". В данном суждении скрываются следующие предпосылки. Во-первых наличие Картезиевого cogito, "я мыслю", которое имплицитно содержит в себе любое cogitatio - "переживание восприятия". Последнее дано в опыте, а "естественное познание [которое исходит из естественной установки сознания - прим.автора] начинается с опыта и остаётся в опыте", и это вторая соблюдающаяся предпосылка [Гуссерль : 30]. Раскрытие данных предпосылок происходит в рамках интенциональной структуры сознания, и заключается в следующем: чистое переживание сознания принимает форму (психического) состояния путём интенционального сопряжения чистого (пустого) "Я" с непосредственно данным чувственным опытом (перцепцией), упорядочивая его в "мои" или "чужие" психологические явления и "принадлежащую мне" телесность (апперцепцию). Таким образом "Я" разумеет "себя". Так же "Я" разумеет "другое Я" постигая его индивидуальный поток переживаний в одном - общем с ним - конституируемом мире явлений. При этом, постигаемый в психологическом переживании, другой для "Я", как и любое эмпирическое единство, есть трансцендентное бытие, по причине невозможности включение его в поток имманентно сопрягаемых интенциональных переживаний, к сущности которых принадлежит то, что их интенциональные предметы принадлежат к тому же потоку переживаний, что и они сами [Гуссерль : 116]. Следовательно, было бы немыслимо предположить, что "другой" человек, как абсолютно иной субъект, мог бы репрезентироваться в сознании как-то иначе, чем посредством явлений и принципиальной соотнесённости и тождественности с "самим собой".
Об этом пишет Александр Моисеевич Пятигорский: "важнейший феноменологический принцип: «другой» дан тебе в мышлении, только когда либо он уже стал тобой, перестав быть «другим», либо ты уже стал им, перестав быть собой" [Пятигорский, 1996 : 265]. Но при этом мы не можем отрицать существование абсолютного иного субъекта сознания, хоть мы и не можем его постичь в его сущности или самобытности. Абсолютно другого субъекта сознания, который дан не сейчас и не здесь, и при этом не "Я", как рефлектирующий трансцендентальный субъект, не заключающий в себе ничего, что возможно к эксплицированию; "в себе и для себя оно не подлежит никакому описанию - чистое Я" [Гуссерль : 251]. Если бы мы отрицали данную возможность - ничего бы не происходило (строго в отнологическом смысле), а что-то всё-таки происходит. Есть некоторая принципиальная возможность неожиданности. Есть со-бытие, совместное бытие двух экзистирующих сознаний. Поэтому "феноменология «другого» невозможна без предпосылки о «другом другом» или «третьем»" [Пятигорский, 1996 : 265]. Третье, пишет А.М.Пятигорский, "это то, чем (кем) ты не можешь стать ни при каких условиях, и что (кто) не может стать тобой и, следовательно, и «другим», ибо «другой» уже был введен, как объект твоего превращения в него или его в тебя" (там же). На пересечении конституирующих актов сознания происходят - в смысловой коннотации "есть" - события, которые можно постигать посредством явлений их в эмпирическом мире "естественных" субъектов мышления. Именно постижение со-бытий, как результата отношений "меня", как трансцендентального субъекта, и "другого другого", как абсолютного иного мне, путём, сначала, описания, а, затем, прямого и ясного схватывания сущности непосредственно данного в чистом потоке переживаний трансцендентально чистого сознания, есть практическое применение феноменологической εποχή. Вопросы "что происходит?" и "как происходит?", и происходит ли вообще - становятся практическим инструментарием феноменолога в подходе к решению поставленной задачи, а именно получению достоверного знания о сущности некоторой ситуации или определённо являющимся положением дел.
Прежде чем перейти к реализации метода феноменологической редукции в приложении к фильму Ингмара Бергмана "Час волка", стоит отменить, что от сущности самого события, кроме всего вышеперечисленного, неотъемлемо то, что оно есть причина существования, осуществления диалога между двумя людьми. Другой конституируется в событии и через событие. Событие, в онтологическом смысле, это то, чему обращаются, как минимум, двоё, и то, что происходит в момент самого обращения. Причём, от сущности предмета или вещи, которые осмысляет сознание, неотъемлемо событие, их породившее. Происходит со-бытие со-бытия. Вопрошая о бытии, человек выходит к со-бытию, обнаруживает себя в нём, и реализует его (в речи) совместно в бытии с другим.
Обратимся к феноменологическому опыту созерцания картины И.Бергмана "Час волка". Уже известный нам сюжет с самого начала предстаёт перед нами в новых красках: главная героиня переживает произошедшие события в начале фильма, обращаешь, в формате интервью, к зрителю. Можно предположить, что переживание всего фильма есть переживание случившейся истории в сознании самой главной героини. Исходя из этого, далее, все со-бытия представленные нам в фильме будут восприниматься и анализироваться через определённую интегральную перспективу, опосредующую опыт происходящего. Нашей задачей будет, по прежнему, определить отношения между Йханом и Альмой, с учётом вышесказанного, а так же с ясностью различить сущность непосредственно данного постигающему сознанию. Фильм также раскрывает проблематику темпоральности сознания. Когда происходят события фильм - относительно временной прямой - неизвестно и не понятно, нам дано лишь переживание сознания так, как оно есть (при определённом угле зрения, конечно), без учёта свойства линейности времени (с другой стороны, об этом же пишет и Ж.Лакан, говоря, что "история не является прошлым" [Лакан,1998/2019 : 20])
Приезд главных героев на остров - это событие начала истории. Переживание входа в дом и открывающегося окна - раскрывает сущность их быта, места и времени начала их существования и переживания Альмой произошедших со-бытий.
В сцене "зарисовки" около яблочного дерева, мы видим конституирование Йохана Альмой через её образ зафиксированный самим художником в процессе письма картины. В творческом акте - без прецедентно транцедентальном постижении картины и её сущности - существовании акте другого. Сам рисунок - это со-бытие, где Альма конституируется Йоханом, но на самом деле, Йохан конституируется Альмой через это событие в самих их отношениях художник-натура, муж-жена, любящий-любимый.
В следующей, третьей по счёту, сцене нам дано переживание боли и страдания мужа, того другого, кем стал "Я" (Альма).
Сцена четвёртая - ночь. Йохан делиться с Альмой "ими". Трансцендентально данные в опыте и являющееся Альме, как рисунки, на самом деле в своей имманентности, асболютности, сущностной данности сознанию, они есть указание на страдающее бытие её мужа (прерывающееся экзистирование). Само же переживание акта созерцания рисунков - есть осуществление отношений между ними, и таким образом, поддержания бытия другого другого. "Ты пока не спи. Через час или, может быть, меньше, начнётся рассвет, тогда я и смогу заснуть".
"Думать мыслями друг друга" - значит принципиально переживать одно "Я". Одна трансценденция, одно лицо, одно экзистирование. "Лица их принимают общее выражение", - на языке трансцендентальной феноменологии значит - общее переживание. Но такое не возможно. Интенция Альмы может погубить их обоих.
Сцена пятая - утро, следующий день. Переживания сознания Йохана начинают захватывать Альму. Те трансценденции, на которые указывал этой ночью Йохан, "материализуются" в качестве "реальных" объектов восприятия - "старуха, та, что всегда угрожает, что снимет шляпу". Явившиеся, и глубоко пронизывающие само естество главной героини, "они" - персонажи, рисуемые Йоханом - имманентны ей в чистом сознании, в качестве переживания страдания. Данное в своей чистое она интенционально сопрягает в определённые психические состояния, выражая экзистирующее бытие самого сознания в кажимость, т.е. воплощая его в так представленный и данный опыт. Эти "другие", конституируемые Альмой, не представляют в своей сущности ничего иного, как чистое переживание страдания её мужа, проникшее в самую суть её бытия. Погружение в мысли её мужа, являющиеся как его дневник, приводят к тому, что она постепенно начинает получать то, чего она хочет. То, на что направленно её сознание, и выражающееся в намерении: "я хочу, чтобы мы вместе с тобой состарились [в коннотации "приобрели одно лицо" - прим. автора], чтобы мы научились думать мыслями друг друга". В конце фильма, как мы уже знаем, она будет вопрошать к этому - своему разрушающему намерению, к своей любви, но об этом позже.
По сути, нам не важны "экземпляры", с которыми нас знакомит дневник Йохана (владелец острова, девушка в белом платье, еврей-аналитик и другие), нам так же лишь косвенно важны те выводы, которые мы можем сделать относительно самого Йохана (даже не смотря на то, что он дам нам в переживании Альмы), исходя из анализа этих персонажей в отношении к нему самому, как говорящих в первую очередь о нём. Нам важно, исходя из целей данной работы, увидеть, ясно различить и усмотреть аспекты и нюансы конституирования другого, которые помогут нам выстроить структуру данного акта. Нам важно суметь обратиться к тому, что (кто) конституируется, в той степени, в какой это нам поможет понять, как это (он - другой) конституируется. Поэтому всё вышеперечисленное - характер персонажей Йохана и его самого, история его страдания - учитывается лишь опосредованного по отношению, к только что озвученной, общей цели исследования.
Всё большее погружение в переживание мира – опыта, стремящегося решиться кажимостью - своего мужа обрывается в кульминационной точке фильма – исчезновении Йохана. Именно “обрыв” есть та феноменологическая дата, которая постулирует – в действительности – исчезновение Альмы. Альма приобретает лицо мужа (она становится другой – другим, в данном случае) ставя его перед лицом Бога, к которому тот обращается: “благодарю тебя – говорит он – предел достигнут. Зеркало треснуло. Но что отражается в осколках? Ты можешь мне сказать что…?”. Смерть – это последний (крайний – за которым ничего нет) акт вопрошания. Уже больше нет того другого, с кем в отношениях смог бы быть Йохан, как другой другой. Об этом говорит сама Альма в конце фильма, вновь обращаясь к зрителю, так же затрагивая этические вопросы. “Если бы я любила его чуть меньше и не волновалась так сильно о том, что с ним происходит, могла бы я лучше его защитить...?” – задаётся вопросом главная героиня фильма. "Самоопределение в присутствии Другого", есть определение, по словам Э.Левинаса, этики. Таким образом, проводя феноменологический анализ фильма, мы видим, что в своей сущности вопрос конституирования другого, есть вопрос философии другого в целом – вопрос этический.
Переходя к сравнительной части нашего исследования, следует отметить, что анализ фильма в обоих случаях опирался на изучение отношений между Альмой и Йхонам, с позиций двух различных, и интересующих нас, методологий. Исходя из них, будут выдвинуты следующие критерии для сравнения результатов, полученных в ходе анализов фильма: понятие и понимание другого, как такового; структура акта конституирования и позиция конституирующего.
Сходства Лакана с Гуссерлем обнаруживаются в понятии и понимании другого, как такового. Большой Другой в понятиях Ж.Лакана, есть другой другой в понимании феноменологии. Это тот Другой, который не есть Я ни коим образом, которым Я никогда не станет, и о котором Я ничего не знает. Так же сходства обнаруживаются в данности другого сознанию, как другого меня. Воображаемое для Лакана есть кажимость для Гуссерля; отношения субъекта к другому себе, как связь Эго с другими людьми, есть интерсубъективность Гуссреля, полагание другого в опыте, объективация его в трансценденции. Общим будет так же некоторая философская категория неожиданности, попытку определения которой мы пытались предпринять в данном исследовании. Неожиданность и со-бытие, это то, в чём есть и с чем нам всегда является истинно Другой человек.
Различия наблюдаются в актах конституирования другого, как такового, и в позиции конституирующего. Относительно первого можно сказать, что конституирование всегда есть отношение, для Лакана истинные отношения есть отношения бессознательные, а для Гуссерля, проблематика бессознательного не ставиться. Так же принципиальная разница наблюдается в самих позициях конституирующего субъекта. Для Гуссерля другой – этот тот, кого конституирует cogito, по сути, кого "ты", как Собственное Я конституируешь. Для Лакана же конституирование другого это акт, применённый к самому человеку, со стороны Большого Другого. Это требование, желание Другого, наделяющее то, что зовётся “собой”, “Я” - бытием.
В заключении, обратим наше внимание на методический вывод, относительно самого анализа, по отношению к рассмотренному в данной работе предмету. Он приобретает собственные характерные черты и указывает на различные аспекты отношений, в зависимости от использования той, или иной теоретической базы. Метод феноменологический редукции и трансцендентального анализа Э.Гуссерля позволяет производить анализ отношений, как анализ со-бытий, и со-бытий со-бытий, шаг за шагом погружаясь в непосредственно данное, к самому бытию, к тому, что и как есть, и происходит на самом деле. Ответ же на вопрос - "с кем происходит?" - в анализе отношений, даёт больше психоаналитический дискурс Ж.Лакана. Понятийный аппарат французского философа, использующийся, как метод изучения действительной, опытной реальности, адресует больше коммуникационному аспекту отношений, оперируя понятиями языка и речи, по сути - символических структур. Таким образом, разумный (в известных пределах) синтез двух методов позволит прийти к раскрытию сущности со-бытия в речи Другого, открывая путь к языку, как дому бытия [Хайдеггер : 266].
Таким образом, в статье были рассмотрены ключевые понятия теорий Жака Лакана и Эдмунда Гуссерля, относительно проблематики конституирования другого, как такового, проанализированы фильмы с опорой на разработанную по данной тематике методологию, и произведены аналитические сравнения по выдвинутым критериям результатов исследовательской работы. Результатом всей нашей работы стали выявленные сходства и различия двух влиятельных концепций XX века в отношении к проблеме Другого.
Список литературы
Гуссерль Э. Идеи к чистой феноменологии и феноменологической философии. Книга первая: общее введение в чистую феноменологию. Москва: Академический проект, 2019. 489 с.
Лакан Ж. Перенос. Москва: Гнозис/Логос, 2019. 432 с.
Лакан Ж. Работы Фрейда по технике психоанализа. Москва: Гнозис/Логос, 1998/2019. 432 с.
Лакан Ж. Тревога. Москва: Гнозис/Логос, 2010/2019. 432 с.
Лакан Ж. «Я» в теории Фрейда и в технике психоанализа Москва: Гнозис/Логос, 1999/2021. 528с.
Пятигорский А. М. Мышление и наблюдение: четыре лекции по обсервационной философии. Санкт-Петербург: Азбука, 2019. 192 с.
Пятигорский А. М. Избранные труды. Москва: Школа «Языки русской культуры», 1996. 590 с.
Хайдеггер М. Время и бытие : статьи и выступления. Санкт-Петербург: Наука, 2007. 621 с.