Роман Д. Г. Новикова «Голомяное пламя» – текст во всех отношениях резонансный: публикация в журнале «Октябрь», издание под редакцией Е. Шубиной, широкий отклик прессы и критиков, одноименная постановка в Национальном театре Республики Карелия, перевод на иностранные языки. Однако реакция на выход книги, как это часто бывает, не была однозначной. Так, в «Вопросах литературы» была опубликована несколько эпатажная статья Анны Жучковой «Ставка на выигрыш», где роман позиционируется как конъюнктурный, и рассматривается с точки зрения т. н. «технологии успеха» [Жучкова].
Академическая наука достаточно быстро обратила внимание на роман о Севере [Пере; Зимина]. Наиболее обстоятельна с точки зрения анализа статья П. Пере. В ней исследовательница в верном, на наш взгляд, ключе рассматривает роман с точки зрения содержания и тех поэтических принципов, которые были выражены в предшествовавшем произведению «манифесте новой северной прозы» – учредительном документе движения, авторства самого Новикова. Главный предмет внимания П. Пере – северная тема и те «идеи», которые по ее словам «выводятся в подтекст, неброско, но настойчиво утверждаются» [Пере : 107] — т.е, существенные «семы» текста. В частности, она справедливо указывает на фундаментальную преемственность между Д. Г. Новиковым и т.н. советскими «деревенщикам», и вплотную подходит к понятию «традиционализма»: «Новая северная проза проводит грань по схожим противополагаемым установкам, видоизменяя смысловое наполнение: «свобода» — «город», «духовность» — «растленность», «движение» — «стагнация», «традиции» — «индивидуализм» и др.» [Пере : 107].
За пределами внимания исследователей пока остаются многие аспекты образной системы романа и авторских стратегий Д. Г. Новикова. В том числе один из важных сюжетообразующих элементов текста – сюжет о преп. Варлааме Керетском. Кольский монах в опубликованных о романе работах лишь изредка упоминается, тогда как, на наш взгляд, он играет куда более важную роль в традиционалистской поэтике романа и требует внимательного рассмотрения. В одном из интервью Новиков прямо назвал свое произведение «романом о Варлааме Керетском».
Цель настоящей работы – определить значение сюжета о Варлааме в структуре романа, установить круг актуальных претекстов, выделить специфику изображения Дмитрием Новиковым преп. Варлаама Керетского в контексте проблематики «Голомяного пламени» и в целом творчества писателя.
Известно, что Варлаам Керетский – один из житийных персонажей православного Севера (здесь мы – оговоримся – не будем касаться проблемы его «канонизации» русской православной церковью и прочих собственно «теологических» вопросов – о них см. в серии специализированных работ Игумена Митрофана (Баданин), мы же сосредоточимся на другом аспекте). Агиографический памятник о преподобном подробно атрибутировал и разобрал еще в 1970-е гг. Л. А. Дмитриев. Сюжет о священнике, убившем свою жену, бытует в «поморье» и вне церковно-канонического дискурса, в устно-народной традиции (см. об этом подробно: [Минеева]). Кроме того, образ местного «несвятого святого» не единожды привлекал неравнодушных к Белому морю писателей. Так, известнейший собиратель устного творчества поморов Б. Шергин написал на местном материале свою поэтическую «Старину о Варлааме». Легенду о Варлааме пересказывает в своем цикле «Северная Фиваида» другой знаток северного фольклора – В. И. Пулькин. Современник Новикова, филолог, Евгений Водолазкин отметил, что был вдохновлен историей Керетского при написании своего романа «Лавр». Из перечисленных источников автор безусловно знаком с житийным текстом, который много раз процитирован в романе.
«Голомяное пламя» – не первое обращение Д. Новикова к образу Варлаама Керетского. Впервые история о кольском святом появляется в рассказе «Другая река». Рассказ был опубликован в 2006 году [7] и представляет собой своеобразные «пролегомены» к будущему роману: на фоне истории Варлаама, рассказанной от первого лица, разворачивается драма современного героя. Анализируя реализацию житийного сюжета в этом рассказе, Т. Иванова отметила очевидный «параллелизм» и «двуфабульность» между двумя указанными выше коллизиями, построенные по следующим принципам: «Топография пути, связанного с жизнью героев; отношение к природе и ее красоте; отношение к женщине; мотив греха (случившееся убийство и убийство, которое могло случиться); мотив искупления греха и приближение к искуплению греха; мотив жизни-смерти» [Иванова : 182]. Другими словами, пишет она: «Крестный, искупительный путь житийного героя зеркально отражается в судьбе нашего современника» [Иванова : 185]. Этот принцип кажется нам структурообразующим и в случае «Голомянного пламени». Параллельно истории Керетского развиваются истории рассказчика и персонажа Гриши, наших современников, вероятно, сверстников писателя (на поколение которых пришлась «перестройка») – они подобным же «крестным» образом проходят путь до Керети: от бездны и греха (алкоголизм, злость), к ясности, уверенности и покаянию.
Проблематика рассказа «Другая река» позволила исследовательнице обратить внимание на связь сюжета о Варлааме с мифологемами «мужского» и «женского начал»: «Образ «моря житейского» усилен мотивом ухода в своеобразную «пустыню» («еле выживешь первый день на Севере») обыкновенного человека, грех которого проявляется в сфере отношений мужчины и женщины обозначенные ракурсы создают проекцию частного, бытового на вселенский космический порядок» [Иванова : 186]. Однако эмоционально окрашенную оппозицию мужское/женское Т. Иванова в своем анализе рассказа отчасти и редуцирует, зацикливаясь на этическом аспекте коллизии и указывая на лаконичный стиль самого автора: «в рассказе Новикова не обозначена причина резкой перемены в отношении Варвары к мужу, писатель также избегает соблазна и не опускается до пошлой житейской истории о старом ревнивом муже и беспутной молодой жене, на которой строится «Старина…» Бориса Шергина» [Иванова : 184].
По отношению к «Голомяному пламени» такая редукция уже невозможна. Мотивы мужской ревности и дисфории, женской «инаковости» становятся связующим звеном для нескольких сюжетов, образующих нелинейное повествование романа. Так герой-повествователь и его спутник в странствии, каждый вечер, лежа в палатке, «вспоминали почему-то больше женщин И каждый раз оказывалось, что любой рассказ был связан с болью, приглушить которую мог только добрый глоток или циничный смех» [Новиков, 2017 : 140]. Персонажей будто окружает «вечная женственность» которую они тщатся понять и уловить: не случайно выловленная ими наконец щука наделяется характерной феминной образностью: «Упал на нее, животом к земле придавив, но она вывернулась как сильная и злая женщина. Насмешливо хвостом пораненным ударила о камни и ушла в воду Д. С.>» [Новиков, 2017 : 151].В детских эпизодах маленький Гриша подвергается несправедливым нападкам со стороны любимых женщин – девочки Марины и мамы: «Нет, ты виноват, рыдала, и лицо ее как-то некрасивым сделалось, сморщенным. Я все маме расскажу, и уже бежала ябедничать, а Гриша пытался ее догнать, чтобы все-таки объяснить, но в этот раз не получилось успеть, да она и слушать не хотела. Только крикнула, что не хочет больше дружить и никакой он не интересный», «Мама опять наругалась сказала таким злым голосом И чем-то Маринкин голос напомнил [Новиков, 2017 : 50—51].
Онтологическую дихотомию «мужское/женское» можно, на наш взгляд, считать частью идиостиля Новикова. Её смысл в «Голомяном пламени» становится яснее, если вспомнить предшествовавшие созданию романа рассказы писателя. В одном из них герой, кладя руку на колено привлекательной незнакомке, вопрошает ее: «Скажите, а каково это – быть женщиной?» [Новиков, 2005 : 42]. В довольно тяжелом рассказе «На Суме-реке» Новиков описывает метания героя между моралью и влечением к любовнице. Нравственное решение навсегда отпустить девушку к ее законному мужчине и забыть все отметается, как только он видит «их» вместе. Тут же в нем просыпается первичная агрессия, тщетно сдерживаемая разумом: «Говорил себе, уже зная — не зарекайся от Сумы. И тут же — не навреди, не сломай, не участвуй. Но крови хотелось красной, и мозгу в башке было тесно» [Новиков, 2005 : 106 - 107]. Здесь гнев почти сообразен «варлаамовскому». И.Н. Иванова, формулируя ключевые составляющие авторской поэтики Д. Новикова, выделяет отдельным пунктом т. н. «мизогинию»: «Женщина в суровом мужском мире Новикова – «значимое отсутствие» или присутствие существа совершенно иной природы» [Иванова, 2015].
История Варллама Керетского в «Голомяном пламени», в отличие от рассказа «Другая река», возникает несколько раз и в разных, в том числе стилистически, формах: здесь и фрагменты житийного текста, и современный пересказ истории, и пунктиром встроенные в сюжет «вставные новеллы» о чудесах святого.
Регулярно возвращаясь в романе к истории Варлаама Керетского, Новиков, как нам кажется, задействует одновременно и христианский смысл легенды, и более глубинный, «архетипический», уже отмеченный в ней фольклористами и культурологами [Теребихин: 78—83]. В «Голомяном пламени» герои вообще попадают на Север как в необъятный «локус» Вечного, примордиального: «И вот всё рядом, всё близко: вода, которую пьешь из ручья, не думая о заразе, воздух, которым дышишь так, что трещат ребра, чувства искренние, простые: страх, любовь, ненависть – простой набор из семи истин , как цветов в радуге, бери бесплатно, задаром, чтоб не стонать» [Новиков, 2017: 181]. Белое море и поморские деревни в структуре романа противопоставляются «граду на холме» с его ложью, суетой, обманом, так же как в исторических эпизодах коренной народ противопоставляется «пришлой» советской власти, а традиционный уклад хозяйства и рыбной ловли – новому: «Тут пошли кричать, воздух трясти: «Деды вовек рыбу в реке не брали. Куда сами денемся, коль ее изведем?» А Федор Трифонович: «Не беда, новая народится». А потом и спорить перестал. «Именем народа, – говорит, – у меня указ. А кто против решения общего, тот и против власти народной. Выходи по одному» Так проходил сезон, другой и третий. Потом рыба кончилась» [Новиков, 2017 : 174—176].
Герой-рассказчик романа попадает, следовательно, не только в условное «экзистенциальное» пространство, но и в пространство «мифологическое» (по Юнгу), где рассматриваемый сюжет предстает посредством «ремифологизации» одним из инвариантов сюжета вековечной «войны полов». Погружаясь к этим «сокровищницам бытия» персонаж находит себя и исцеляется от своей травмы. Одновременно христианские контексты житийного сюжета вводят мотив исцеления и чуда: «Натерпевшись разного от людей и от себя, вдруг прозреваешь простые вещи, и они так глубоки оказываются, что замысел Божий становится в них виден даже простым и смертным взглядом» [Новиков, 2017 : 317] .
Роман «Голомяное пламя», таким образом, продолжает уже сложившуюся традицию фольклорного и литературного бытования образа Варлаама Керетского (житийный текст, старина Б. Шергина, литературный пересказ жития в сказе «Лазоревы дельнички» В.И. Пулькина, «Лавр» Е. Водолазкина). Драматичная история святого, связанного с Беломорьем, представлена в текстах Новикова разных периодов – рассказе «Другая река» (2006) и романе «Голомяное пламя» (2016). И в том, и в другом случае она встроена в систему текста по принципу параллелизма. Но в «Голомяном пламени» с увеличением сюжетных линий она обретает и новую функцию связующего звена повествования, трансцендируя коллизии разных персонажей. В свою очередь символическая, «архаическая» и «архетипическая» стороны сюжета о Варлааме Керетском являются, на наш взгляд, средствами онтологизации в традиционалистской поэтике Новикова: обращаясь к Мифу, соотносясь с ним, герои романа начинают рефлексию своей самости, свое исцеление.
Исследование было проведено в рамках реализации Программы поддержки НИОКР студентов и аспирантов ПетрГУ, финансируемой Правительством Республики Карелия.
Список литературы
Жучкова А. В. Ставка на выигрыш // Вопросы литературы. 2019. № 3. C. 78—91.
Зимина Е. В. Утраченные смыслы в переводе романа Д. Новикова «Голомяное пламя» на английский язык // Вестник КГУ. 2019. № 4. URL: https://cyberleninka.ru/article/n/utrachennye-smysly-v- perevode-romana-d-novikova-golomyanoe-plamya-na-angliyskiy-yazyk (дата обращения: 24.08.2022).
Иванова И. Н. Северный текст в современной отечественной прозе: версия Дмитрия Новикова // Современные проблемы науки и образования, 2015. № 1—2. URL: https://www.science- education.ru/ru/article/view?id=20220. (дата обращения: 25.08.2022).
Иванова Т. Г. Поэтика пути житийного и современного героев в рассказе Дмитрия Новикова «Другая река» // Фольклор и этнография : к девяностолетию со дня рождения К. В. Чистова : сборник научных статей / Отв. ред. А. К. Байбурин, Т. Б. Щепанская. Санкт-Петербург : МАЭ РАН, 2011. 316 с.
Минеева И. Н. Житие прп. Варлаама Керетского и устная традиция Беломорья // Филологические науки. Вопросы теории и практики, 2017. №10-2 (76). URL: https://cyberleninka.ru/article/n/zhitie-prp-varlaama-keretskogo-i-ustnaya-traditsiya-belomorya (дата обращения: 25.08.2022).
Пере П. С. О новой северной прозе на примере романа «Голомяное пламя» Д. Г. Новикова // Альманах североевропейских и балтийских исследований, 2017. № 2. URL: https://cyberleninka.ru/article/n/o-novoy- severnoy-proze-na-primere-romana-golomyanoe-plamya-d-g-novikova (дата обращения: 25.08.2022).
Теребихин Н. М. Метафизика Севера. Архангельск : Поморский университет, 2004. 272 с.