В первой трети XIX в. Российская империя ведет активную политику на Кавказе, что выливается в затяжное русско-персидское противостояние, приведшее к двум русско-персидским войнам 1804–1813 и 1826–1828 гг. В ходе военного противоборства двух держав из Особого Кавказского корпуса к персам дезертировали русские солдаты и офицеры. Из русских дезертиров на персидской службе был сформирован отдельный гренадерский батальон. Вопрос об его экстрадиции в Российскую империю станет одним из ключевых в русско-персидских отношениях 1810 – конца 1830-х гг. Обсуждение этого вопроса, на наш взгляд, играло не последнюю роль в русско-персидских отношениях, что обуславливает актуальность работы.
Из обозначенной проблематики вытекает цель исследования: изучить русско-персидские отношения в первой трети XIX в. и меры, предпринятые русскими дипломатами по экстрадиции из Персии в Российскую империю русских дезертиров.
Для достижения поставленной цели следует решить ряд задач:
- Определить причины дезертирства из русской армии, действовавшей на Кавказе в ходе русско-персидских войн первой трети XIX в.
- Определить место русского батальона в персидской армии.
- Исследовать роль вопроса о возвращении русских дезертиров в русско-персидских отношениях в 1810 – конце 1830-х гг.
Тема дезертирства в русской императорской армии в ходе войн на Кавказе в историографии изучена слабо. В дореволюционной историографии о русских дезертирах на персидской службе пишут в связи подписания Гюлистанского и Туркманчайского мирных договоров [Дубровин, VI: 128]; [Щербатов: 84], а также этот вопрос затрагивается при освещении дипломатической миссии А.П. Ермолова в Персию в 1817 г. Однако дореволюционные историки касаются этой темы только как сопутствующей всему остальному, то есть определяют ее как второстепенную в русско-персидских отношениях. Также при описании непосредственно боевых действий на Кавказе затрагивается вопрос о дезертирстве из русской армии, например, Н.Ф. Дубровиным [Дубровин, IV: 449–450].
Советская историография затрагивает исследуемую тему слабее, чем дореволюционная. Н.А. Кузнецова в монографии «Иран в первой половине XIX в.» рассматривает тему службы русских дезертиров к каджарским шахам поверхностно, упоминая о них лишь в контексте ключевых дипломатических событий 1813–1828 гг. [Кузнецова: 46, 59, 181]. В работе А.В. Фадеева «Россия и Кавказ в первой трети XIX в.» вопрос о дезертирстве поднимается также лишь в силу необходимости. Но выделяет эту работу то, что в роли дезертиров выступают кавказские ханы, которые приняли покровительство Российской империи, получили чины в русской армии, но при первой же возможности встали на сторону Персии [Фадеев: 281].
В современной отечественной историографии вопрос о русских солдатах на персидской службе в первой трети XIX в. пользуется все большим вниманием исследователей. Наиболее полная история русского батальона на персидской службе представлена в работе А.И. Кругова и М.В. Нечитайлова «Персидская армия в войнах с Россией. 1796–1828 гг.» [Кругов: 84–104]. Появляются исследования по отдельно взятым вопросам русско-персидских отношений. Так, А.Б. Ларин связывает вопрос об экстрадиции русских дезертиров с военным строительством в Персии 1830-х гг. и походом шаха Мухаммеда на Герат [Ларин, 2009: 36–40]; [Ларин, 2013: 110–116]. И.В. Базиленко в статье биографического характера, посвященной службе С.Я. Макинцева персидскому шаху, как и в работе А.И. Кругова и М.В. Нечитайлова, рассматривает спектр причин дезертирства русских солдат и офицеров [Базиленко: 152–163].
В зарубежной историографии батальон русских дезертиров на персидской службе преимущественно упоминается в связи с подписанием Гюлистанского мирного договора или с походом шаха Мухаммеда на Герат [Хопкирк: 225]; [Kazemzaddeh: 338]. Также авторы Кембриджской истории Ирана упоминают русский батальон при описании организации персидской армии [Gavin: 160].
Таким образом, тема службы русских дезертиров персидскому шаху в первой трети XIX в. находится на периферии исследований историков и изучена недостаточно подробно, однако в последнее время начинает привлекать внимание исследователей.
В качестве источников нами используются тексты Гюлистанского и Туркманчайского мирных договоров, опубликованные в Полном собрании законов Российской империи, а также Журнал дипломатической миссии Ермолова в Персию. Немало сведений о службе русских дезертиров персидскому шаху и процессу их экстрадиции содержат документы личного происхождения: мемуары членов дипломатических и военных миссий в Персию А.С. Грибоедова, И.О. Симонича, И.Ф. Бларамберга.
В ходе русско-персидских войн начала XIX в. на сторону персов неоднократно перебегали солдаты и офицеры русской императорской армии. Еще до начала русско-персидской войны 1804–1813 гг. к персам перебежал, стремясь к более высоким чинам, вахмистр Нижегородского драгунского полка С.Я. Макинцев (1802 г.) [Кругов: 85]; [Базиленко: 153]. И.В. Базиленко считает, что некоторое время после своего дезертирства С.Я. Макинцев зарабатывал на жизнь, работая ремесленником, а военную службу возобновил только после своего знакомства с Аббас-Мирзой [Базиленко: 153].
В монографии «Персидская армия в войнах с Россией. 1796–1828 гг.» А.И. Кругов и М.В. Нечитайлов, опираясь на широкий круг источников, определяют причины дезертирства русских солдат и офицеров. Исследователи относят к причинам дезертирства среди рядового состава грубость со стороны офицеров по отношению к подчинённым. Немаловажным было и то, что нижние чины могли дезертировать из-за своего желания нести более легкую службу, совершенного преступления и тому подобных причин. Похожие случаи дезертирства имели место быть и в ходе военных действий против кавказских горцев в 1840–1850 гг., чем пользовались имам Шамиль и Магомед-Амин, формировавшие из русских дезертиров воинские части, вдохновленные персидским опытом [Степаненко: 128]. Также активно на сторону персов перебегали поляки, направленные на Кавказ после Наполеоновских войн [Кругов: 93].
Еще одной причиной, могущей подтолкнуть солдат к дезертирству, мог выступить подкуп. Н.Ф. Дубровин, описывая действия отряда П. М. Крягина в 1805 г., приводит пример массового дезертирства отряда русских егерей под командованием поручика Лисенко. Военный историк полагал, что Лисенко, а с ним и другие перебежчики, были привлечены слухами о щедрости Аббас-Мирзы [Дубровин, IV: 449–450]. Прямых свидетельств тому, что Аббас-Мирза пытался подкупом переманивать к себе русских солдат и офицеров, в литературе и источниках нет. Однако то обстоятельство, что он держал при себе в качестве советников Лисенкова и С.Я. Макинцева [Кругов: 153, 157], говорит о том, что Аббас-Мирза ценил своих русских подчиненных. Следовательно, определенные слухи о щедротах Аббас-Мирзы могли иметь место быть.
Таким образом, определяется довольно широкий круг причин, побуждающих русских солдат и офицеров к дезертирству. Несмотря на перечисленные выше причины дезертирства русских солдат и офицеров, современные исследователи склонны считать, что уровень дезертирства в русской армии в эпоху Николая I был крайне низким [Кривопалов: 57]. Статистика потерь Особого Кавказского корпуса в ходе войн на Кавказе и в Средней Азии за 1801–1885 гг., составленная А.Л. Гизетти, позволяет предполагать, что дезертирами и пленными русские войска в ходе двух войн с Персией (1804–1813 гг. и 1826–1828 гг.) лишились 43 офицеров и 2099 нижних чинов. Однако считать точной указанную цифру потерь корпуса пленными и дезертирами в ходе русско-персидских войн первой трети XIX в. сложно, так как параллельно с ними шла затяжная война с горцами. Также в первой трети XIX в. с Российской империей дважды воевала Османская империя. Если обратиться к статистическим данным, то общие потери Кавказского корпуса пленными и дезертирами за период 1801–1829 гг. (от воцарения Александра I до русско-турецкой войны 1828–1829 гг.) будут в 2 раза больше для нижних чинов и незначительно изменятся для офицерского корпуса (см. таблицу 1) [Гизетти: 3–23, 133–176]. Таким образом, недостатка в людских ресурсах для пополнения батальона персы не испытывали (не считая того, что в состав батальона позже были включены поляки1 и армяне [Базиленко: 155]).
Таблица 1
Общее количество солдат и офицеров Кавказского корпуса, попавших в плен и дезертировавших за период 1801–1829 гг.
| Офицеров | Нижних чинов |
| 52 | 4212 |
Уже в 1807 г. на персидской службе действовала отдельная «образцово-инструкторская» Русская рота, сформированная Аббас-Мирзой в Тевризе, которую возглавлял Лисенко. Вскоре был сформирован и русский батальон (Багадеран). Ряд исследователей считает, что батальон был сформирован в 1819 г. [Базиленко: 154]; [Кузнецова: 181]. Но есть свидетельства того, что русские дезертиры участвовали в боевых действиях на стороне персов и ранее этого года. А.И. Кругов и М.В. Нечитайлов приводят сведения о том, что батальон способствовал победе персидских войск при Султанабаде (1812 г.) [Кругов: 90]. Также русский батальон упоминается в отчете А.П. Ермолова во время его дипломатической миссии в Персию в 1817 г.2 Таким образом, батальон был создан раньше 1819 г.
Воинские формирования из русских дезертиров могли использоваться персидским командованием там, где могли не справиться персидские регулярные части. Описывая отступление Аббас-Мирзы от р. Аракс (когда его армия достигла местечка Шах-Булаку) и степень расстройства персидских войск, Н.Н. Муравьев-Карский отмечал: «…держался в порядке только один русский батальон, находившийся с ним и составленный из беглых солдат наших»3. Это говорит о высоких боевых качествах подразделений, набранных из русских дезертиров. Вероятно, это и побудило Аббас-Мирзу сделать из батальона аналог гвардейского подразделения и использовать его для охраны членов своей семьи и иностранных дипломатов4. «Начиная с 1834 г. я находился в тесном контакте с батальоном дезертиров, – вспоминал полномочный министр в Персии И.О. Симонич. – Обстоятельства вынуждали меня тогда не возражать против присутствия этого батальона… По прибытии в Тегеран я жил, если можно так сказать, под одной крышей с этим сбродом, составлявшим гарнизон цитадели. Не очень рассчитывая на отряд сарбазов, составлявших мою охрану на случай ночных неожиданностей, я попросил, чтобы Самсон-хан (командующий батальоном дезертиров и сам дезертир) выделил 24 человека, которых он прислал вечером и которые расхаживали ночью около моей палатки»5.
В 1813 г. первая русско-персидская война завершилась поражением Персии. По Гюллюстанскому мирному договору обе державы обязались возвратить в течение трех месяцев после заключения мира всех пленных, дезертиров и перебежчиков (ст. VI)6. И.В. Базиленко полагает, что в персидском варианте договора неверно перевели положение о возвращении пленных, дезертиров и перебежчиков, добавив в текст договора «по желанию» [Базиленко: 154]. Такое добавление или описка вполне могли быть сделаны в персидском варианте договора. Однако, на наш взгляд, со стороны персов могло быть и намеренное искажение текста договора или его трактования в целях саботирования выполнения этой статьи мирного договора.
Зачем расставаться с ценным военным активом, который служит опорой для правящей династии и хорошо зарекомендовал себя в качестве боевой единицы? В этом нет особого смысла. И персидское военно-политическое руководство это хорошо понимало. Шахиншах Персии и Аббас-Мирза не собирались расставаться с русским батальоном без особой надобности. Нежелание персов и их стремление всячески избежать обсуждения этого вопроса выявилось уже в 1817 г., когда А.П. Ермолов посетил Персию с дипломатическим визитом. В своем отчете генерал написал, что приграничные споры он быстро уладил с Аббас-Мирзой. Но когда разговор зашел о русском батальоне на персидской службе, то персы стали хитрить и увиливать от ответа7. Также стоит учитывать, что в то время А.П. Ермолов поднимал вопрос о возвращении в Россию только тех из дезертиров, которые того сами пожелают. И даже обращение одного из дезертиров о помощи к русскому послу (он был взят под защиту Ермоловым) не способствовало успешному исходу дела8. Сложность состояла в том, что персы во время визитов русских миссий во второй половине 1810-х – 1820-х гг. всячески пытались скрыть тех из перебежчиков, в лояльности которых испытывали сомнения9.
Спустя два года вопрос о русском батальоне поднял в разговоре с Наиб-султаном русский посланник в Персии – А.С. Грибоедов. В «Путевых заметках» он приводит разговор с каджарским кронпринцем, состоявшийся 30 августа 1819 г. Русский дипломат поинтересовался, почему Наиб-султан не хочет возвращать русских дезертиров на родину. Ответ русскому послу был дан следующий: «Видите ли этот водоем? Он полон, и ущерб ему не велик, если разольют из него несколько капель. Так и мои русские для России»10.
Таким образом, обсуждение вопроса о дезертирах в 1817 и 1819 гг. показало явное нежелание персидской стороны расставаться с русским батальоном. Это нашло свое отражение в поведении представителей персидской правящей династии, которые прямо и косвенно показывали свое нежелание идти на уступки в вопросе возвращения на родину солдат русского батальона, поскольку видели в нем свой ценнейшее воинское подразделение. Следовательно, можно сделать вывод о саботировании персами исполнения VI статьи Гюлистанского трактата.
Натянутые отношения Российской империи и Каджарской Персии привели в 1826 г. к новой войне, которая снова завершилась победой русского оружия. При заключении Туркманчайского мирного договора российская дипломатия подошла более обстоятельно к вопросу о возвращении перебежчиков и дезертиров. В статье XIII договора прописывалось, что все военнопленные, дезертиры и перебежчики должны быть возвращены в течение 4 месяцев после заключения договора11. Статья XIV добавляла, что в Персии или Российской империи могли остаться лишь те, кто принял подданство одной из стран перед войной или во время нее, при этом учитывалась и смена религии12. Здесь следует заметить, что солдат русского батальона заставляли принимать ислам [Кузнецова: 182], что автоматически делало военнослужащих подразделения поддаными шахиншаха.
Таким образом, после заключения Туркманчайского мира 1828 г. Персия продолжала придерживаться линии отказа от экстрадиции батальона дезертиров в Россию. Этому способствовали и условия мирного договора, которые создавали возможности шахиншаху удерживать русский батальон в Персии. По словам И.О. Симонича, «будучи заинтересованным в том, чтобы сохранить на своей службе батальон из дезертиров, который как ему, так и его семье оказывал большие услуги, шах счел для себя унизительным выдавать людей, находившихся под его покровительством»13.
Ситуация начала изменяться в конце 1830-х гг. Персия была заинтересована в модернизации своих вооруженных сил. Привлечение английских и французских военных советников существенных результатов в военном строительстве не дало. Шахиншах становился все более заинтересован в налаживании отношений с Российской империей и привлечении ее военных специалистов для реформирования своей армии. А.Б. Ларин считает, что вопрос об экстрадиции батальона русских дезертиров был одним из главных препятствий в налаживании русско-персидского военного сотрудничества [Ларин, 2013: 111]. Это подтверждают воспоминания И.Ф. Бларамберга: «…В беседе с амир-низамом [Николаем I – А.А.] заявил, что со стороны шаха, его друга и доброго соседа, нелюбезно не только принимать к себе русских и польских дезертиров, но и, более того, формировать из них под командованием бывшего вахмистра целый батальон, который теперь находится при армии шаха и, вероятно, стоит уже у стен Герата»14. Таким образом, в представлении И.Ф. Бларамберга, а через призму его представления и Николая I, наличие на службе шахиншахов батальона русских дезертиров оборачивалось ущербом престижу Российской империи. В одном из вариантов проекта экстрадиции русского батальона из Персии предполагалось передать Тегерану несколько артиллерийских рот с инструкторами для подготовки персидских артиллеристов [Ларин, 2013: 103].
На протяжении 1830-х гг. Персия становится все более заинтересованной в сближении с Российской империей в военной области, но при этом не стремилась расставаться с одним из своих самых надежных военных подразделений, поскольку других боеспособных подразделений в персидской армии попросту не было. Военные реформы, проводимые под контролем французских и английских советников, не привели к положительным результатам15, что показала русско-персидская война 1826–1828 гг. Однако в экстрадиции русских и польских дезертиров становится все больше заинтересован Николай I.
Удобный случай для возобновления обсуждения вопроса о русских дезертирах на персидской службе представился уже в 1838 г. Шах Мухаммед предпринял неудачный поход на Герат, где с худшей стороны проявили себя все части персидской армии, за исключением батальона дезертиров [Хопкирк: 225]. И.Ф. Бларамберг так характеризовал персидскую артиллерию и ведение осадных работ под Гератом: «…Семино получил только 200–300 рабочих, а во всем персидском лагере едва нашлось 60 лопат и столько же кирок. Для постройки артиллерийских позиций, как сказано выше, не было ни лопат, ни кирок. Несмотря на то что персидская армия располагала 60 пушками, среди которых были 12–, 18– и 24-фунтовые, первый министр полагал, что их калибр недостаточен, чтобы овладеть Гератом…»16.
Войска шахиншаха в 1838 г. действовали под Гератом крайне неудачно, что показало необходимость кардинального переустройства армии и делало персидское правительство крайне заинтересованным в том, чтобы заручиться помощью Российской империи в модернизации своих вооруженных сил. На это Российская империя охотно пошла, отправив в Персию миссию полковника И.Ф. Бларамберга (1838–1840 гг.) для устройства арсенала в Тегеране с условием возврата экстрадиции батальона дезертиров. Это побудило шахиншаха согласиться на экстрадицию русских беглецов в Российскую империю в обмен на предоставление военной помощи. Батальон русских дезертиров выступил из-под Герата и в 1838 г. был доставлен капитаном Альбрандом.
Таким образом, обсуждение представителями Российской империи и Персии вопроса об экстрадиции батальона дезертиров отражает колебания в русско-персидских отношениях, которые постепенно изменялись от враждебных к дружеским. Выражается это в том, что после череды увиливаний от обсуждения вопроса об экстрадиции дезертиров в Российскую империю и прямых отказов персидские шахи были все же вынуждены пойти на уступки российской дипломатии. Уступчивость шахов не была бескорыстной, поскольку они надеялись за счет русской военной помощи, в обмен на экстрадицию дезертиров, реформировать свои вооруженные силы. Совершив этот политический шаг и экстрадировав батальон дезертиров в Российскую империю, шахиншах Мухаммед поспособствовал налаживанию дружеских отношений между Российской империей и Каджарской Персией, что способствовало укреплению влияния Российской империи в Средней Азии.
2 [Ермолов А.П.] Журнал посольства в Персию генерала Ермолова // Чтения в Императорском обществе истории и древностей российских. Москва: Университетская типография, 1863. Кн. 2. С. 121–184.
5 Симонич И.О. Воспоминания полномочного министра. 1832–1838 гг. Москва: Наука, 1967. URL: https://www.vostlit.info/Texts/Dokumenty/Persien/XIX/1820-1840/Simonic_I_O/text3.phtml?id=12775 (дата обращения: 19.10.2023).
6 Трактат вечного мира и дружбы, заключенный между Империею Всероссийскою и Персидским государством в Российском лагере близ урочища Гюлистан при речке Зейве, через назначенных к тому с обеих сторон полномочных, и поддерживаемый обоими государствами ратификациями, разменянными взаимными полномочными в Тифлисе 15 числа сентября месяца 1814 года // Полное собрание законов Российской империи. Собрание I. Сант-Петербург: Тип. II Отделения Собственной Его Императорского Величества Канцелярии, 1830. Т. XXXII. № 25446. С. 644.
7 [Ермолов А.П.] Журнал посольства в Персию генерала Ермолова. С. 175, 176; сравните с оценками дореволюционных историков позиции персов в вопросе экстрадиции русского батальона [Потто: 50]; [Щербатов: 84].
9 Грибоедов А.С. Путевые заметки // Полное собрание сочинений: в 3 т. Санкт-Петербург: Нотабене, 1999. Т. 2: Драматические сочинения. Стихотворения. Статьи. Путевые заметки. С. 315.
11 Трактат заключенный между Его Величеством Императором Всероссийским и Его Величеством Шахом Персидским. – О мире и дружбе между Россией и Персею // Полное собрание законов Российской империи. Собрание II. Санкт-Петербург: Типография II Отделения Собственной Его Императорского Величества Канцелярии, 1830. Т. III. № 1794. С. 129.
13 Симонич И.О. Воспоминания полномочного министра. 1832–1838 гг. Москва: Наука, 1967. URL: https://www.vostlit.info/Texts/Dokumenty/Persien/XIX/1820-1840/Simonic_I_O/text3.phtml?id=12775 (дата обращения: 19.10.2023).
Список литературы
Базиленко И.В. Российский беглец С.Я. Макинцев (1780–1853) и его полувековая служба Ирану // Христианское чтение. 2012. № 2. С. 152–163.
Гизетти А.Л. Сборник сведений о потерях Кавказских войск во время войн Кавказско-горской, персидской, турецкой и в Закаспийском крае. 1801–1885 гг. Тифлис: Типография Я.И. Либермана, 1901. 230 с.
Дубровин Н.Ф. История войны и владычества русских на Кавказе: в 6 т. Санкт-Петербург: Типография Департамента уделов, 1871–1888.
Кривопалов А. Фельдмаршал И.Ф. Паскевич и русская стратегия в 1848–1856 гг. Москва: Русский фонд содействия образованию и науке, 2019. 288 с.
Кругов А.И. Персидская армия в войнах с Россией. 1796–1828 гг. / А.И. Кругов, М.В. Нечитайлов. Москва: Фонд «Русские Витязи», 2016. 248 с.
Кузнецова Н.А. Иран в первой половине XIX в. Москва: Наука, 1963. 265 с.
Ларин А.Б. Российско-иранское военное сотрудничество в 30–40 гг. XIX века // Вестник Самарского государственного университета. 2009. № 73. С. 36–40.
Ларин А.Б. Участие России в модернизационной программе Ирана в конце 30-х – 40-е гг. XIX века // Вестник Волжского университета им. В.Н. Татищева. 2013. № 1. С. 110–116.
Потто В.А. Кавказская война в отдельных очерках, эпизодах, легендах и биографиях: в 5 т. Санкт-Петербург: Типография Е. Евдокимова, 1887–1889. Т. II. 821 с.
Степаненко Н.С. Российские воины Магомед-Амина // Вестник Адыгейского государственного университета. Серия 1. 2020. № 3 (264). С. 128–134.
Фадеев А.В. Россия и Кавказ в первой трети XIX в. Москва: Издательство АН СССР, 1960. 398 с.
Хопкирк П. Большая Игра против России: Азиатский синдром. Москва: РИПОЛ КЛАССИК, 2004. 640 с.
Щербатов А.П. Генерал-фельдмаршал князь Паскевич. Его жизнь и деятельность: в 9 т. Санкт-Петербург: Типография Р. Голике, 1891. Т. III. 524 с.
Hambly G.R.G. Iran during the reigns of Fath Ali Shah and Muhammad Shah // The Cambridge history of Iran: Volume 7. From Nadir Shah to the Islamic Republic. Cambridge: Cambridge University Press, 2008. P. 144–173.
Kazemzaddeh F. Iranian relations with Russia and the Soviet Union, to 1921 // The Cambridge history of Iran: Volume 7. From Nadir Shah to the Islamic Republic. Cambridge: Cambridge University Press, 2008. P. 314–349.